В эзотерическом, оккультном "подполье" Гаити не установилось однозначного мнения относительно того, что можно считать "классическим" или "ортодоксальным" Вуду1. Мы склонны придерживаться точки зрения, согласно которой, к классическому Вуду следует относить непосредствованное заимствование нигерианского культа Водун, иными словами, "Вуду до введения петро-божеств", которые являются субституциями местных, гаитианских богов, настроенных, соответственно, не без враждебности к переселенцам и привнесенным ими божествам. Явление, которое обычно принято пейоративно характеризовать как деградацию прототипического Водун, выраженное через своеобразное "измельчание" иконографических отображений и магических инструментов, их превращение в гротеск, а ритуалов в фарс (справедливости ради, отметим, что это относится к восприятию ритуалов людьми, не имеющими вудаистского посвящения, преимущественно европейцами и гражданами США), это явление представляет собой естественную реакцию на сближение с "петро-ипостасями", обуславливающее необходимость изыскания путей преодоления чуждого. Излишне подчеркивать, что этот процесс вовсе не характерен исключительно для Гаити, но является архетипическим и затрагивает любой культ, вне зависимости от его географической и популяционной привязанности. Им, в-частности, объясняется неизбежная, хотя и смягчаемая с другой стороны "эзотеризацией", деградация всякого культа, любой религии, выходящей за рамки одного отдельно взятого субъекта, будь то человек или нация, и вступающей в экстериорные сношения с чуждым и враждебным. Насколько же интенсифицируется этот процесс в случае перемещения субъекта в радикально иные условия, с которыми он поневоле должен настраивать коммуникацию, в условия, настроенные на другой субъект!

Расцвет культа Вуду обусловлен, прежде всего, необыкновенной активностью нигерианских переселенцев, пассионарных представителей субъекта Водун, провозглашающего себя достаточно могущественным для того, чтобы, без опасений быть абсорбированным, вступать в деловое сношение с акциденциями и феноменами [культового] субъекта Гаити, в-частности, племени арауак. Собственно, геноцид, направленный европейцами (в первую очередь, стоит в этой связи отметить французов) против арауак и приведший к сокращению численности популяции на два порядка, делается возможным только на метафизическом грунте, подготавливаемом нигерианцами.

Таинственный культ Женщины-Паука у племени арауак является метафизическим ядром, вокруг которого конденсируется сила сопротивления нигерианскому агрессору, даже если этот культ заимствован у него и представляет собой арауаканскую версию Вуду.

Профессор др. Йоханн Адольф Штенцлер приводит поразительные примеры практики культа Женщины-Паука.

"Мне предложили стул и указали на нишу в стене, где я мог бы занять место, не рискуя привлечь к себе излишнего внимания. Вскоре в помещение зажглись светильники и по воздуху разлился сладковатый аромат ароматической эссенции, добавленной в масло. Я подумал, что это должно оказывать наркотизирующее воздействие на участников ритуала, но при этом не заметил какого-либо изменения в своем состоянии и образе мыслей.

После того как жрецы и жрицы выстроились вдоль стен и образовали своего рода неровный круг, со стола удалили картонную коробку, расписанную замысловатыми узорами. Под коробкой я при свете ламп увидел плоскую стекляную чашку, в которой неподвижно сидел паук. Арауаканец, служивший мне гидом, объяснил, что паук мертв уже несколько дней.

Собравшиеся образовали замысловатый круг2, сцепившись за руки таким образом, что я не берусь точно описать последовательность, тем более что в помещении не было достаточно светло. Жрецы и жрицы стали попеременно произносить, соответственно, низким и высоким голосом, в унисон слова заклинания, довольно односложного, насколько позволял различить мой непривыкший слух, звучавшего примерно так:

Жрецы: БА-БА-БА-БА-БА...

Жрицы: ЛА-ЛА-ЛА-ЛА-ЛА...

(Пять ритмичных ударов в барабан, долгий гудок изогнутой трубы, увенчанной на конце вместо раструба человеческим черепом)

(Повторение).

Все это длилось примерно четверть часа и я с удивлением понял, что сам начинаю входить в состояние легкого транса. Мое тело перестало ощущаться как репрезентирующее собственно меня, и я оказался на мгновение как бы отделен от окружающего мира полупрозрачной стеной, сферой, внутри которой "я" (а именно self) представлял собой крошечную искорку красно-золотого цвета. Объем сферы стремительно увеличивался и искорка терялась в пустоте, пока я (мирская личность) не понял, что через секунду полностью исчезну, то есть не буду больше иметь прошлого, имени и прочих атрибутов личности. В панике я принялся сосредоточенно повторять свое имя, что далось мне с огромным трудом, поскольку я не мог его вспомнить (скорее следует говорить о том, что сам феномен данного мне после рождения имени был невозможен, как нечто несуществующее, его на самом деле не существовало). Это выглядело так, как если бы какое-то другое существо повторяло имя и пыталось зацепиться за воспоминания, в то время как я отрешенно следил за ним, не вполне понимая мотивы его действий.

Наконец мне удалось отделаться от двойственности, то есть чувство потери личности перестало тревожить меня, и сразу после этого темная сфера лопнула. Я снова мог ясно видеть окружающих и отметил, что они по-прежнему повторяют заклинание. Гид-арауаканец не заметил моего временного отсутствия.

Внезапно заклинания стали повторяться октавой выше и их скорость увеличилась. Из отверстия на потолке, которого я до этой минуты не замечал, по веревочной лестнице спустилась молодая девушка, почти еще неоформившаяся девочка-подросток. Из предметов одежды на ней был только пояс с бантом, причудливо завязанным в виде паука и украшенным восемью рубинами. Тяжелая сеть, унизанная разными драгоценными камнями, опускалась от этого паука почти до колен девушки.

Ритмично покачивая бедрами, девушка несколько раз обошла вокруг стола, поворачиваясь лицом и замирая подле каждого жреца и жрицы, словно задавая понятный без слов вопрос, и не дожидаясь ясного ответа, двигалась дальше. Потом она остановилась у стола и простерлась над ним верхней частью тела, оперевшись руками о край. Я увидел, что тонкая, блестящая нить слюны опускается от ее губ к чаше с пауком. Заклинания при этом еще немного ускорились.

Она очень быстро выпрямилась и паук чудесным образом оказался у нее в ладонях, хотя нельзя было заметить, как она брала его из чаши. С пауком в ладонях девушка быстро пробежала вдоль рядов поющих, после чего опять замерла у стола. Она вскочила на стол и поместила стопы в чашу, а сама выгнулась, направив взгляд в отверстие на потолке. Искусно совершая движения корпусом, она достигла того, что чаша стала медленно вращаться против часовой стрелки. Девушка быстро согнулась, зубами подхватила нижний край сети, закрывавшей ее бедра, и, опять выгнувшись, опустила ладони с пауком, начав имитировать половой акт с ним. Все ее тело принялось неистово содрогаться, а заклинания достигли почти невыносимой интенсивности. Чаша вращалась все быстрее, но внезапно, словно по мановению волшебника, остановилась, и в тот-же миг стихли заклинания. В воцарившейся тишине стал слышен тихий, мелодичный хрип, доносящийся из груди девушки. Она отняла руки от гениталий и я с удивлением увидел, что паук ожил и продолжает совершать движения, подражающие половому акту. Его лапки при этом быстро, вибрируя, бегали по бедрам и животу девушки.

Спустя несколько секунд повторение заклинаний возобновилось, но теперь слова, произносившиеся ранее жрецами, произносились жрицами, и наоборот. Девушка на столе осторожно отняла паука от половых органов и положила себе на живот, а сама раскинула руки в стороны, не отрывая при этом взгляда от потолка. Паук медленно пополз по ней и достиг лица. Я с удивлением увидел, что он замер подле сжатых губ девушки и проник между ними лапой, потом другой, и без видимого усилия разомкнул их. Язык девушки высунулся наружу, подобно айсбергу из вод, а паук, ловко манипулируя лапками, проник в горло. Девушка сомкнула уста, но несколько лапок паука все еще оставались снаружи. Они шевелились и "шарили" по ее лицу, пока не достигли глаз, куда с силой погрузились. Девушка издала резкий, довольно неприятный вопль, заставивший меня вздрогнуть и избавивший от состояния "зачарованности". Какой же шок я испытал, когда... увидел, что девушка на самом деле превратилась наполовину в паука - у нее было восемь рук, разведенных в стороны и плавно покачивавшихся на весу, как ветви деревьев в слегка ветренный день.

Собравшиеся опять изменили характер повторения заклинания. Теперь они не повторяли по-очереди каждый свою партию, но пели одновременно. Девушка, очевидно довольная вниманием со стороны окружающих, медленно балансировала на столе в течение примерно трех минут. В помещение внесли корзину с цветами и поющие стали бросать их девушке-пауку. Та спокойно подхватывала цветы той или иной рукой и быстро, не пережевывая, съедала их. После того как все цветы были съедены, она, не обращая никакого внимания на поющих, взобралась по веревочной лестнице и исчезла в отверстии.

Мой проводник сказал, что теперь нам лучше уйти, потому что дальнейшее течение ритуала может принять для нас угрожающий характер."

И в заключение нашего эссе приведем блестящий отрывок из арауаканской Песни О Женщине-Пауке:

Ходила по кругу, блистая белизною,
взбегала по стенам ловким зверем,
билась наверху, как необычно крупная птица,
опускалась оттуда, забиралась на плечи,
говорила, просилась, обманывала, колдовала,
большая женщина, излюбленная всеми пауками.

Примечания

1. Название культа возводится к индоевропейскому корню va, имеющему отношение к "возбуждению", "ярости" и "страсти" (также в сексуальном смысле), но страсти, прежде всего, женской, какой, собственно, только и может быть страсть.

2. Обращает на себя внимание разительное сходство между описанным действием и традиционным германским экстатическим ритуалом, называемым Leich. Исследователи полагают распространение традиции Leich (строго говоря, это слово является специальным шаманическим термином, обозначающим состояние шамана, совершающего проникновение в дыру ("Loch"); от соответствующего корня происходит также обозначение шаманического огня, Lohe, и имя бога Локи) одним из доказательств путешествий древних германцев на территорию африканского континента - причем, отсутствие ярко-выраженного воинского окраса в ритуалах Вуду (Водун) обусловлено отнюдь не подспудной неприязнью к такому элементу культа Leich со стороны африканцев, в-частности, коренных жителей Дахомы. Наоборот, воинский элемент изначально не был преобладающим в Leich - таковым его впервые интерпретировали римляне, обескураженные необычным, варварским нравом германцев. Передавая традицию Leich покоренным народностям, древние германцы передавали, прежде всего, эту традицию в чистом ее виде. Насколько "нечист" ее вид, воображаемый, вслед за римлянами, всеми нашими современниками, можно судить хотя бы по ничем не обоснованной перетасовке функций германских божеств, выразившейся, в-частности, в подмене функции верховного божества, архетипического царя, функцией бога войны, а уранического божества - функцией верховного. В традиции вудуизма предпринимается робкая попытка восстановления изначальной чистоты ритуалов Leich, и насколько трудна стоящая перед нами задача - выделить и классифицировать изначальные элементы из подчас нелепого нагромождения экзотерических суеверий и недопонятых ритуальных акций - можно судить по трудностям, с которыми сталкивается наш современник в процессе изучения богатого наследия Гаити, что выражается, помимо прочего, в настойчивом и вполне обоснованном недоверии, которое выражают вудуисты к европейцу.